Оперативная сторона эпистемологии

1

Если мы самым коротким образом определим эпистемологию, как «знание о знании», то можем заметить, что европейская традиция получения этого специального знания (со времён Аристотеля, а потом Декарта и Бэкона) организована в объективистском ключе: мы, конечно, определяем, что это «наше» знание (субъекта, который cogito ergo sum), но «субъект» здесь — только метка для особого объекта исследования. Наши когнитивные инструменты организованы таким способом, что для того, чтобы получить нужный ракурс внимания, предполагающий рациональное различение, нам требуется выполнить объективацию. Даже несколько таких процедур в стеке. Объективация — это рутинная операция по превращению сенсорного спектра в особые конструкты с большей переносимостью, большей устойчивостью, получаемой за счёт меньшего энегопотребления объект-конструктов, более пригодных к экстернализации в виде ещё более переносимых внешних представлений. Что сопровождается большими потерями спектра, что является и преимуществом, и проблемой. Больше подробностей по этому вопросу я изложил в статье «Алхимическая проблема эпистемологии«.

Объективация — мощный инструмент, и она позволяет рацио, как мы его знаем, работать. Она позволяет рацио, как продукту социальности, существовать в принципе. Сжатие разнообразия и переносимость позволила социумам развивать коллективные практики распределённого и сопряжённого внимания, часть из которых мы и концептуализируем, как «разум». Повторив тезис из «алхимической» статьи, можно констатировать, что существующий ныне объективистский рацио — совокупность таких коллективных практик внимания — хорошо справляется с оперированием в средах с относительно низким разнообразием. Такую среду мы знаем под меткой «физический мир», и главным его отличительным и конструирующим фактором есть доступность его для манипуляций, изменению его руками, которые держат объект перед глазами. Здесь не место для развития этой темы, но стоит настойчиво указать, что по преимуществу именно вокруг такого сенсорно-моторного функционального замыкания выстроена и наша цивилизация, и мы, как мыслящие существа в плотной общественной коммуникации.

Всё, что взять в руки сложно, более склонно выпадать из этих практик, из протоколов общественного внимания, из структур фиксации, из рациональной институциализации. Сопротивление рацио неманипулятивным объектам иногда полагается доблестью, чуть ли не миссией разума. К таковым можно отнести конструкты высокого уровня обобщения: бога, всяческую эзотерику, крупномасштабные социальные эффекты, с которыми герои Big Data и статистики пытаются совладать, а также — все внутренние феноменальные фронты: психо, эмоциональность и, собственно, сами основания разума. Нельзя сказать, что это не рационализовано. В конструкты вроде «бога» или рефлексию чувственного вкладывались и вкладываются колоссальные усилия. Однако, из-за того, что нынешний рацио манипулятивен, качество рационализации такого конструкции существенно хуже, чем качество объект-центричной рационализации низкоразмерностного 4D-мира. Та невнятность, которая является основной речью психотерапевтов или философов сознания, когда речь заходит о по-настоящему глубинных внутренних эффектах индивида, сравнима с лиричностью песнопений верующих, для которых только поэтические аллюзии могут служить синтаксисом для выражения Высшего.

Вся работа внимания, которая фокусировалась на этих сверхразнообразных и сверхсложных средах, получила метку «духовных», «мистических» практик или «сугубо личных переживаний», смешанных с галлюцинированием. Рацио, нуждающийся в чётких абрисах того, над чем манипулирует, требует снижения неопределённости. И потому предлагает в виде святой троицу Контролируемый Эксперимент, Повторяемость и Доказуемость. При этом часто в страхе и отвращении отшатывается от тех мест, где его божественный свет не может ничего ухватить или даже высветить. Подводя под это, несомненно, важные логичные рациональные основания. Если же необходимость таки заставляет обратить свою объективирующую оптику на эту область, он пытается разбираться с ней своими неуклюжими пальцами, в результате чего объективистские поделки редко радуют кого-то кроме самих рационализаторов.

2

Смею предположить, что эта проблема не фатальна для рацио, а является лишь местом взросления и этапом эволюции. Более качественное понимание высокоразнообрзаных сред достижимо с помощью дополнительных инструментов, практик, представлений, компетенций, навыков. Интересно, что примерно одни и те же инструменты могут быть использованы для понимания (знания о знании про) объективистски-разных классов объектов, которые эпистемологически-близки именно в силу общего подхода в борьбе со сложностью. И мегасоциальность и микроиндивидуальность сходятся на одном скальпеле, демонстрируя старую затасканную и замаранную максиму «что внутри, то и снаружи».

3

Нахождение инструментов работы с высокоразнообразными средами требует практик [не]научного тыка, проб и ошибок, накопления опыта для последующего обобщения. Европейская объективистская научная традиция работает с низкоразмерностными манипулятивным объектами и потому в качестве таких практик там в первую очередь выступает массовая социо- и другие -логии, с Big Data-методами на любой доступной объектной data. Это линейное масштабирование когнитивных/эпистемических методов предыдущих тысячелетий на тераобъекты современного гигасоциума. Это возможный путь. Но, как мы видим, он очень и очень ресурсозатратен. Не хватает не только вычислительных мощностей, силы индуктивных алгоритмов или денег на гранты и электроэнергию, но и, главное, внятного представления о то, что нужно получить в итоге. Моделей, на которых настаивает Джуда Пёрл. О «сознании», как о предельной цели, можно много говорить, но в рациональный объект низкой размерности оно превращается отвратительно плохо. Цветок лотоса в качестве такой объективации красив, но инженерам не даёт ничего. «Искусственный интеллект» в качестве такой объективации более инженерно-приемлем, но чем больше успехов на этом поприще инженеры демонстрируют, тем чаще они же и говорят, что термин бессодержателен.

Наука экономически не выдержит движения к внутренне предельным вещам, наращивая внешне небеспредельные мощности. Это провал объективистской науки. И другой нет. Мистики, за редким исключением, интеллектуально слабы, если не духовно унылы, что значит, что их практики внутреннего внимания и способности к процессной интроспекции развиты ещё менее, чем кости их эзотеричного языка. Научный мэйнстрим ещё некоторое время, пока академическая форма бюджетирования сможет выдержать, будет оптимистично или обречённо забрасывать миллиарды в накопление и обобщение Сверхбольших Данных с убывающей полезностью процесса, ибо иного делать не умеет.

Как часто бывает, выход из ситуации, где нужно умножить расходы на бесконечность, состоит в том, чтобы поделить расходы на ноль.

4

Эпистемология — это знание субъекта, в первую очередь; и знание о субъекте — во вторую. За этой тривиальной игрой слов как раз и стоит специальная дисциплина внутренней многопроцессной интроспекции, позволяющей сильно снизить затраты на когнитивный манёвр, получив более качественный доступ к более разнообразным,  более высокоскоростным состояниям, которые объектным синтаксисом фиксируются плохо. Инвентарь практик управления рациональным вниманием, которому учат даже в хороших учебных заведениях, её не включает. Ей обучаются самостоятельно, и получают оную в качестве удачи. Как минимум, так было. Однако, новая фаза развития общества, новые высокосвязные пространства коммуникации и новые плацдармы противостояний требуют масштабирования и таких компетенций. До культурного приятия или социальной институализации этого ещё далеко: бюрократические машины, как квинтэссенция консервативной части рацио, ригидны, но об этом лучше скажут Конфуций, Макс Вебер или зампред комитета по науке при администрации чего-нибудь.

Первичная эпистемологическая практика — это развитие способности к дисциплинированной интроспекции, к управлению вниманием к транзиентному внутреннему состоянию. Вторичная — развитие способности качественым образом объективировать эти состояния для получения переносимых структур; переживающих хотя бы переключение внутренних аттенциональных потоков.

Практики «мышления», включая весь спектр их рационализаций вида «логическое мышление», «критическое мышление», системной, вычислительное и пр. удовлетворяются очень невысокой степенью управляемости внутренней интроспекцией, пытаясь компенсировать это жёсткостью внешних протоколов и распределением протокола в социуме — в основном объектными средствами. Поддержка устойчивости такого распределённого протокола почти безльтернативно включает понятия «истины», «объективности», «доказанности-доказумости», justified true belief и прочую инфраструктуру, пессимизм относительно способностей которой к удержанию связности общества уже вышел из чисто философских трудов на страницы самой жёлтой прессы.

5

Выработка хорошей инстроспективной способности — это работа не над собой, это работа собой. Главным инструментом и материалом эпистемолога является он сам. Любая рефлексивная граница, создание и транспорт представления, даже не выходящее за границы отдельной головы — это транзакционные энергозатраты, потери спектра, потери управления интроспекцией, интерпретационные проблемы. Поэтому, как минимум для «ядерной» работы, только оперирование внутренними состояниями с очень узким внешним шлюзом позволяют концентрировать ресурсы для качественной интроспекции и сколь-нибудь достаточно удерживать стабильность. Изложение и обсуждение этих состояний — очень затратная практика и в значительной мере разрушительная — и для представлений, и для представляющего. Как минимум, она требует особых протоколов и особых обсуждающих.

Болтливая манера рациональной экспликации, отягощённая стремлением философов к лёгким постраничным гонорарам, имеет чрезвычайно низкий КПД в этом смысле, проваливаясь по каждому из перечисленных и неперечисленных пунктов. Всё, что ещё позволяет накапливать опыт хоть как-то — это массовость этих капель: социум собирает их тысячелетиями, пытаясь вычерпать море. Непреклонное намерение человеческого вида, дающее свои плоды. Одним из которых, возможно, может стать использование не только чайной ложки, но уже супового черпака.

Эпистемология — это вскрытие рацио, производимое, как вариант, на полном эмоциональном ходу. Забрасывание себя на эпистемологический операционный стол, однако, не является кабинетным интеллектуальным упражнением даже при наличии определённых интроспективных навыков. Вскрытие небезболезненно, анестезия уничтожает весь процесс на корню, и это ни коим образом не метафоры.

6

Эпистемологическое оперирование рацио требует внерациональной опорной позиции. Требуется вовлечение в интроспективный процесс контуров управления вниманием, имеющих как можно меньшую рациональную гравитацию. Нужна изоляция влияния рациональных эпистемических параметров. Остановка внутреннего диалога. Зашумление рацио лимбическим шумом, подавление его эмоциональным шоком, и с интроспективным вмешательством в момент короткого останова — качество которого всегда разное.

Развёртывание ситуации, когда такое вмешательство осуществимо, очень сложно сделать рациональными средствами. Симуляция эмоционального удара или генерация «лимбического шума», созданные рацио для рацио с помощью рацио просто не позволят достичь нужных энергий. Пуля выкатится из ствола под ноги стреляющему. Аттенциональные потоки с низкими энергиями плохо заметны. Интроспективной мощности всегда не хватает, потому высветить что-то существенное можно только раскачав лимбическую систему, эмоциональность, инстинкты и выжав оттуда достаточно мощный импульс.

Простой способ это делать — использовать психоделики. За преимуществами мощности воздействия и лёгкости достижения стоят известные проблемы: плохой интроспективный контроль в процессе и физиологические последствия в дружном психосоматическом единстве с рисками для психики. Использование психоактивных веществ в качествае эпистемологического инструмента подобно попытке выйти на околоземную орбиту, подорвав под собой бочку с гексогеном. Может получится, частично.

Сложный способ — развёртывание достаточно мощного коллайдера, эпистемологического операционного пространства из доступных материалов — своей собственной жизни, используя в качестве компонентов непосредственные практики выживания и разнообразной социализации. Задача — создание инфраструктуры, в которой разгон ситуации, требующий включения инстинктов, с их энергетическими резервуарами и соответствующих внерациональных и рациональных процессов, мог происходить и с достаточной мощностью, и с достаточной управляемостью. Плюс, оборудование «обзорных площадок» — якорей выведения внимания из физиологичного или эмоционального шторма в позицию возможности качественной интроспекции и рациональной фиксации результатов. В кастанедовском мире эта деятельность и дисциплина получила название «сталкинга». В ряду наставлений «писанных кровью» он занимает своё достойное место.

7

Экстремалы — парашютисты, скалолазы, яхтсмены-одиночки и пр. подобный люд — разгоняют свою лимбическую систему намеренно, с целью (в лучшем случае) «познать себя», получить доступ к некоторым важным психическим состояниям, что можно сделать, маневрируя только на предельных психических мощностях. При всём уважении к самопожертвованию или безрассудности, в эпистемическом смысле это всё ещё если не «физика низких энергий», то «физика низкого контроля». Инстинкты выживания, размножения, социального статуса или исследовательский — это главные резервуары энергии, но извлекаемая мощность должна сочетаться с соответствующим уровнем управляемости. Не только для того, чтобы остаться в числе живых и здоровых, но и для того, чтобы извлечь из процесс что-то значительно более весомое, чем мимолётную адреналиновую бодрость. И чем тоньше материя, тем большую роль играет управляемость.

Тем не менее, опасность заключается в том, что материал и инструмент в этих исследованиях (не только сам маньяк-исследователь, но и безжалостно привлекаемые в качестве подопытных люди из ближайшего окружения) претерпевают изменения, и эти изменения, в силу специфики исследований, влияют на их состояние и судьбы самым прямым образом. Вещи супругов Кюри и после их смерти, находясь за освинцованным стеклом в музее, имеют опасный для человека радиоактивный фон. Тру-полевая эпистемология в этом смысле имеет дело с не менее разрушительными полями. Результаты и тех, и других исследований — понимания ядра физической и психической материй и высвобождение колоссальных резервуаров энергии. Конструктивная задача для инженеров состоит в том, чтобы в будущем избежать радио- и эпистемического поражения, и научиться использовать эти энергии для построения мегамашин. Без сомнения, однако, что достижение такой конструкционной способности потребует дискретного внутреннего перехода, и для отдельного человека, и для деятельной группы.