Пять уровней сложности теории

В приватной беседе один знакомый эксперт сообщил, что не понимает, о чём в некоторых непростых текстах идёт речь, и что в них «не хватает конкретики, за которую можно ухватиться, нет субъекта и объекта». Проблема на нова, и указания на сложность и «неконкретность» аналогичного рода текстов возникают постоянно. Размышления на этот счёт привели меня к нескольким выводам:

1. Тексты высокого уровня абстракции необходимы, ибо дают возможность относительно компактно выражать сложные вещи. С компактными изложениями проще работать.
2. Понижение уровня абстракции теорий, например, до «субъект-объектного» уровня и ниже, так же необходимо. Качеством высокоабстрактных, общих текстов можно считать в том числе способность легко отражаться на более простые, частные теории, с неизбежной потерей мощности, но с сохранением полезности и смысла.
3. Между теми, кто работает с  высокоабстракными теориями, и теми, кто работает с низкоабстрактными теориями, существует рассогласование и недопонимание. Чтобы устранить или уменьшить это непонимание, и тем и другим стоит осознать эту проблему в конструктивном ключе, признавать необходимость во всём спектре теорий, от простых до сложных, и знать методы сопряжения их в сколь-нибудь непротиворечивые комплексы.

В качестве примера можно привести следующее.

Архитектор оперирует чертежами, архитектурными нормами и формулами сопромата. Его теории абстрагированы от конкретного места, материала и личностей работников, но именно с помощью этих абстракций, хранящих опыт поколений, он создаёт конкретный проект в конкретном месте не с чистого листа. Каменщик укладывает кирпичи, и его теории просты и представляют из себя наставления и инструкции. Архитектор должен быть способен донести каменщику как смысл строения, так и роль укладки камня в данном строительстве. При этом, вряд ли каменщик сможет ясно понять, откуда берутся те или иные архитектурные решения, пока не осознает объемлющий контекст, и не пройдёт курс обучения. Поэтому, от него требуется признание необходимости следования проекту, а так же признание наличия смысла в архитектурной работе вообще.

До тех пор, конечно, пока каменщик в принципе доверяет архитектору и прорабу.

Представляется, что для всего спектра теоретизаций (от каменщика до архитектора), которым пользуются для выражения знания, можно определить пять уровней представления или пять уровней нормирования сложности теории. Это не просто пять способов, а именно пять уровней растущей сложности, повышающегося порядка абстрагирования. Каждый следующий надстраивается над предыдущим в плане организации теоретической работы.

1. Инструктивный или директивный.

Данный уровень содержит инструкции, указания к действию, привязанные к непосредственно доступным для целевых исполнителей моторным ситуациям.

Уничтожаем буржуев, захватываем банк, телеграф и вокзал.
Рабочим приказывается работать 12 часов в сутки.
Налог повысить до 15%.

Уровень абстракности самый низкий, эффективность тактического управления самая высокая. Разнообразие вариантов исполнения директив минимально, что уменьшает ошибку управления. В то же время, требует больших усилий на разработку качественных инструкций для нетривиальных ситуаций. Так же, сложно буквально использовать такие инструкции в разных контекстах деятельности именно из-за их специфичности.

2. Феноменологический или атрибутивный.

Описание свойств, атрибутивная картина мира, фокусировка на качествах, общностях и различиях, позиционирование качеств в пространстве различения. Если данная картина достаточно хорошо организована и опирается на соответствующую инструктивную картину, то она может явно или неявно подразумевать действие.

Банкиры – кровопийцы.
Наша нация – самая великая.
Существуют два враждующих политических блока, плохой и хороший.

Что может подразумевать, в зависимости от контекста, соответственно, погромы банков, националистические демарши и выбор личной политической лояльности.

Повышение уровня абстракции даёт более богатую вариациями перспективу действия, не определяя жёсткий конкретный сценарий исполнения. Но это же лишает её той самой «конкретики». Если человек, в силу бедности необходимого опыта, не может самостоятельно построить трансляцию с феноменологического уровня на инструктивный, то действия не происходит, и описание остаётся просто картинкой в сознании, даже при наличии мотива к действию.

Системологически, переход с инструктивного на феноменологической уровень осуществляется связыванием рефлексии непосредственного действия с атрибутом. Сумма атрибутов даёт феноменологическую картину мира, которая может быть до-объектной, т.е. может быть невозможно по сумме качеств чётко сфокусировать теоретическое или практическое внимание на объекте. Особенно чётко это видно в феноменологии сложных структур, таких как «нация» или «цивилизация».

3. Субъект-объектный или исторический.

Теоретизация субъект-объектных или объект-объектных отношений, превращение статичной феноменологической картины в динамичную историческую. Совокупность атрибутов собирается в исторические объекты и картину их отношений.

Большевики начали продразвёрстку и изъяли хлеб у крестьян.
Германия напала на Советский Союз, который был союзником Англии.
Мама мыла раму.

Сознание, спосообное вместить связную историческую траекторию, а не только отдельные картины, способно учитывать ещё большее разнообразие действий, а так же, что наиболее важно и что является определяющим для данного уровня – способность упорядочивать это разнообразие в соответствии с историческим опытом и субъектной позицией. Это значит, что человек, способный оперировать на данном уровне теоретизации, способен просчитывать действия и мотивы различных субъектов на основании исторического матриала, перемещаясь между точками зрения, а не просто занимая укоренённую в себе единственную позицию наблюдателя.

4. Концептуальный или собственно-теоретический.

Теоретизация правил и мета-правил. Обобщение исторического материала в концепты, что позволяет применять данные абстрактные паттерны вне узкого исторического контекста, который их породил. Знание, при переходе от фактов к законам, становится более компактным и мобильным, но при этом ещё более теряется «конкретность», т.е. возможность непосредственного развёртывания в действие. Для исполнения концептуальных программ требуется  явное или неявное выстраивание всех остальных трёх теоретических уровней.

Национальное государство испытывает сложности в эпоху глобализации.
Централизованная власть имеет существенные недостатки по сравнению с субсидиарной структурой.
Геополитическая неоходимость состоит в контроле за нефтяными запасами.

5. Телеономический

Концептуализация целей. Наиболее абстрактное представление необходимых состояний и ситуаций, без фиксации концептуальной, субъект-объектной и прочих картин. В выразительном смысле этот уровень может быть схож с инструктивным, т.к. выражается скорее в целеуказаниях. Но кардинальное различие заключается именно в уровне абстрации.

Мы должны победить.
Наша цель – коммунизм.
We must secure the existence of our people and a future for white children.

Потеря теории в «конкретике», что растёт с каждым уровнем, даёт возможность актору при выработке непосредственного действия более свободно приспосабливать все остальные нижележащие уровни к именно той ситуации, где теория реализуется в конкретном порядке операций. Директива даёт минимум свободы и понимания. Целеуказание не определяет даже концептуальную схему решения, оставляя её на произвол исполнителя до тех пор, пока реализация целей успешна.

Следует помнить, однако, о следующих моментах.

1. Для выражения любого уровня теории мы используем язык, и в нём можно обнаружить прилагательные-атрибуты, существительные-объекты и глаголы-директивы. Теорию полагает на тот или иной уровень не наличие тех или иных слов в тексте, некая лингвистическая норма, а уровень теоретической абстракции поведения или норма порядка абстракции. Масштабирующей мерой тут может служить как раз моторная инструкция: для одного контекста «захватить банк» — это атомарное и понятное, не требующее мотивов и концептуального обеспечения действие, а для другого – это не более чем абстрактная цель, требующая всестороннего обоснования и проработки до изложения уровня «стой здесь, беги туда, потому что».
2. Скорее всего, любая нетривиальная конкретная теоретизация в большей или меньшей степени будет относится к двум-трём смежным уровням, и определить, где находится её «центр тяжести», может быть непросто.

Смысл данной классификации уровней сложности теории может заключаться в следующем:

1. Позиционирование теории в ряду указывает на её организационный горизонт. Сложно ждать способности организовывать полиэтнические массы от директив, привязанных к месту, времени и действующим персоналиям, хотя именно такая конкретика и обеспечивает успех в каждом конкретном случае. Зеркально, не стоит рассчитывать на бурную работу на основании абстрактных документов, если остальные уровни не простроены явно или неявно.
2. Выбрав адекватную опорную меру масштаба поведения, без особого труда можно сопоставить данные уровни с социальными и политическими структурами: этносом, нацией, цивилизацией и пр. Соответствено, попытка протолкнуть на цивилизационный уровень феноменологичную теорию уже будет может быть измерена и квалифицирована как ошибочная не интуитивно, а метрически.
3. Для экспертов, работающих на разных уровнях, знание о них будет полезно для контролируемого сопряжения теорий. Стремление втиснуть разномасштабные описания в одну теорию может быть похоже на совмещение Специальной Теории Относительности с призывом «Уходя из лаборатории, гасите свет». Разобщённость же теорий, или сопряжение только на интуитивном уровне, уменьшает совокупный КПД от производства полезного знания.